Дома мы не нужны. Книга третья. Удар в спину - Василий Лягоскин

– У нас ножей хватает, – усмехнулся командир с таким непреклонным видом, что нож словно сам собой исчез под одеянием вождя, – и бегать никуда не надо. Смотри!

Все повернулись от сетчатого забора, за который не пустили «гостей», в направлении реки, от которой как раз к лагерю брело, пощипывая свежую травку, стадо любопытных оленей.

– Бэйла, возьмешь отсюда?

За спиной возмущенно фыркнули и тут же раздался выстрел, от которой практически все дикари попадали наземь. Только «высшие» гиганты не позволили себе уронить авторитет в глазах чужаков (да и своего племени тоже, наверное); они так же вглядывались в стадо, которое замерло на мгновенье, и унеслось подобно ветру, дразня прирожденных охотников белыми «штанами» под хвостами. И лишь один, самый крупный, подпрыгнул вверх на месте, и упал с пробитой головой. Конечно, полковник невооруженным глазом не мог увидеть этого, но куда еще могла целить бывший снайпер израильского спецназа Бэйла Никитина?

Племя побрело вслед за своими огромными предводителями; осталась только одна неандерталка с маленьким ребенком на руках, на которую старик, отбирая у людей свои ожерелья, показал пальцем:

– Отведете ее туда, – он махнул рукой в сторону фургона, – когда родится Де. Это его вторая мать.

Полковник не поленился, проводил тройку гигантов до стола, вокруг которого с увлечением возились Маша и Даша – их с Оксаной дочки. А когда эта процессия подошла поближе, он не знал что делать в первую очередь – изумляться или смеяться над вытянутыми физиономиями неандертальцев.

На столешнице ровными рядами выстроились столбики монет, и теперь никакой бог не смог бы разделить их по мешкам…

Глава 4. Профессор Романов. Дела текущие

Мина – так звали роженицу, родила крепкого здорового малыша ровно в двадцать ноль-ноль по местному времени. А точнее – по часам доктора Брауна, который и зафиксировал это событие. Имя свое она сообщила сама, при помощи пары ожерелий, которые не успели сдать сам Браун и Таня-Тамара.

Старый вождь или забыл, или не рискнул вызывать гнев Великого охотника, отвлекая от тяжких трудов скрывшихся в фургоне медиков. А труды действительно были тяжкими.

– Девять килограммов восемьсот пятьдесят граммов, – с гордостью, словно это его собственный ребенок, возвестил англичанин, присаживаясь с усталым видом на крылечко.

– А как молодая мама? – командир конечно не ходил в волнении вокруг фургона, но каким-то образом узнал, что именно сейчас нужно подойти сюда. Алексей Александрович последовал за ним. Оксана, естественно, тоже.

В общем, к восьми вечера вокруг фургона собралась внушительная толпа, отдельно от которой держалась неандерталка, оставленная вождем.

– Ее хоть покормили? – спросил командир.

– Не ест, – сокрушенно вздохнула Егорова.

Она так же вздыхала в первый день, когда в лагере появились худущие итальянки. Этой дикарке было далеко до моделей, в смысле угрозы анорексии, но ведь она еще была и кормящей матерью, который как раз сейчас присосался к ее груди. Ребенок запищал, недовольный – или шум голосов разбудил его, или молока не хватило. И профессор совсем не удивился, когда полковник велел принести полноценный ужин, и остатков с обеда прихватить.

Совсем скоро неандерталка, испуганно выслушавшая приказ командира (с помощью волшебных ожерелий, конечно), шустро работала ложкой, забыв и про запрет на чужую еду, и на металлы. Ей и изумленные взгляды людей не мешали.

– Во дает, – восхитился вслух Анатолий, – словно с ложкой в руке родилась. А завтра вилку с ножом попросит.

Профессор нетерпеливо ходил кругами вокруг ужинавшей «красавицы». Последняя смела все, что ей принесли, потом еще раз покормила младенца, который на этот раз довольно чмокал. Наконец Алексей Александрович дрожащими от нетерпения руками (за этим с каким-то, ничем необоснованным, подозрением следила Таня-Тамара, вышедшая наконец из фургона) надел на шею дикарки ожерелье, врученное ему Кудрявцевым. Второе уже украшала его самого.

И тут он задумался; о чем может беседовать профессор Санкт-Петербургского университета с этой дикой самкой, которой к тому же всю жизнь вдалбливали в голову какие-то противоестественные запреты? «Ну, – решил он, – начнем со знакомства»:

– Как тебя зовут, женщина?

– Рина, – со страхом ответила дикарка.

– Зеленая? – неожиданно для себя вспомнил одну из любимых актрис профессор.

Ничего общего с этой неандерталкой актриса конечно же не имела, но… вырвавшегося слова не вернешь, а дикарка ответила:

– Нет, мы не Зеленые. Племя зеленых живет в руке переходов в сторону восхода солнца от Священной пещеры.

– Эге, – подумал Алексей Александрович, – не такие уж вы забитые, как хотели казаться, и как… думает о вас ваш старый вождь.

Увы, аванс был слишком щедрый. На все остальные вопросы Рина только пожимала плечами. Сколько племен было всего? Как они взаимодействовали? Какие враги мешали их существованию? Дикарка определенно понимала вопросы, пыталась ответить, но словарный запас был чудовищно мал, а главным числом при счете была рука – те самые пять пальцев, о которых когда-то говорил прозорливый тракторист.

Более подробно она рассказала о своей миссии:

– Когда Мина, – женщина показала свободной рукой на фургон, – умрет, я буду кормить сына вождя, и буду называться его второй материю. А мой Гун (она сильнее прижала к себе ребенка) станет ему братом.

– С чего ты взяла, что она умрет? – удивился профессор; удивился скорее уверенности неандерталки, сообщившей о предполагаемой смерти соплеменницы как о неоспоримом факте.

– Так всегда было и будет, – равнодушно сообщила Рина, – сейчас придет Денат и священным ножом достанет ребенка; а тело Мины сожгут на костре.

Ей, конечно, никто не перевел слова доктора Брауна; Алексей Александрович на всякий случай уточнил у британца:

– А что, Энтони, молодая мама жива?

– Живее всех живых! («Почти как Ленин», – машинально усмехнулся профессор), распахали ей живот конечно прилично – пришлось делать кесарево сечение. А как иначе – такой богатырь родился! Ну ничего – через пару недель выпишем домой.

– Которого у нее еще нет, – пробормотал Романов.

И тут пронзительным басом возвестил о своем появлении на свет, а также об изменении статусов и имен «высших» неандертальцев, сам герой сегодняшнего вечера. В двери фургона опять показалась усталая Таня-Тамара; она улыбнулась мужу и тут же грозно нахмурила брови, когда мимо нее попыталась прошмыгнуть Рина.

– Куда в грязной одежде? Не пущу!

Ожерелье до сих пор висело на шее неандерталки и она повернула лицо, заполненное отчаянием, к профессору. Тот уже начал лихорадочно подбирать слова для юной дикарки, но, как оказалось, их уже успел подобрать командир. Кудрявцев отобрал у Алексея Александровича второе ожерелье и, взяв за руку Рину, подвел ее к Зине Егоровой.

Профессору оставалось только наблюдать, как меняется выражение лица Рины – ужас и резкое отрицание сменили покорность и повиновение. Ее рука тем временем переместилась на ладонь поварихи и полковник повернулся к своему заму по продовольственной части:

Конец ознакомительного фрагмента.